Мы продолжаем цикл аналитических материалов, посвященных историческим взаимоотношениям русского и угро-финских народов.
Как уже говорилось, мы знаем о стригольниках очень мало. Об их взглядах можно судить только из сочинений их обличителей. Однако известно, что они выступали против «поставления на мзде», то есть продажи церковных должностей за взятки. При этом, отвергая церковную обрядность, они, уходя из церкви, поклонялись некой паре, олицетворявшейся Матерью-Землей и каким-то неизвестным по имени мужским божеством. Все это выливалось в массовое поклонение Земле и Небу. Феномен стригольнической ереси продолжает оставаться во многих отношениях загадкой, несмотря на то, что исследованию этого движения посвящено значительное количество литературы. Большинство дореволюционных русских исследователей склонны были считать стригольническую ересь исконно русской. Другие исследователи видели в её возникновении влияние западноевропейских (флагелланты) или византийских (богумильство) ересей. В советской историографии, как правило, акценты делались на подчеркивании антицерковного характера движения стригольников, а элементы социального протеста в ереси безмерно преувеличивались. Историк Н. М. Никольский впервые предложил рассматривать ересь стригольников в качестве протестантски-реформационного движения, аналогичного лютеранству. Следы ереси стригольников пытались найти в памятниках книжности XIV — начала XV вв, сборниках «Златая Чепь», «Измарагд», «Трифоновский сборник» , «Фроловская псалтирь». Западные ученые тоже изучали стригольничество и пришли к выводу, что его следует рассматривать как своеобразную версию богомильства на русской почве.
Одной из новейших версий происхождения этого движения является версия А.И. Алексеева, который утверждает, что не стоит связывать наши знания о стригольнической ереси с представлениями о сколько-нибудь последовательном учении, противостоящем церковному. В отсутствие систематического богословия на Руси не было и ересеучений в том виде, в каком их знала Западная церковь. Описывая стригольников, мы видим лишь отдельные элементы отклонений от церковной жизни, которым характер системы постарались придать в своих обличительных сочинениях православные иерархи. Видимо, им как и в наше время хотелось придать особый вес своей борьбе с еретиками, показать, против какого опасного врага они боролись. Мы уже говорили о двоеверии, характерном для Руси того времени. В веровании людей средневековья причудливо соединялись христианские и языческие элементы. В это время для основной массы новообращенных важнейшим фактом считалось крещение, а исповедь, правила заупокойно-поминального культа, и даже сколько-нибудь регулярное посещение церковных служб оставались достоянием верхушки правящего слоя, среди которого, впрочем, также не получали общего признания. Вспомним «Слово о Полку Игореве», в котором описывается и как Игорь посещает храм в честь своего бегства из плена и как обращается в волка. Можно предположить, что с конца XII по XIV век в народном сознании изменилось немного, а подтверждением этого утверждения будет то, что элементы двоеверия дожили и до III тысячелетия.Послания Константинопольского патриарха Нила и митрополита Фотия, обличавшие стригольников, обращены, в первую очередь, к псковичам. В них содержится не столько полемика со стригольниками, сколько увещевание не слушать их. Следовательно церковь была напугана этим движением. Но почему? На чем был основан и чем оправдан высокий авторитет стригольников в средневековом обществе?
Посмотрим на этимологию слова «стригольник». В названии ереси исследователи были склонны усматривать
целый ряд значений: 1) указание на профессию ересеначальника Карпа (цирюльник или стригаль сукон); 2) указание на лишение его сана диакона (расстрижение); 3) свидетельство первоначальной принадлежности еретиков низшему клиру; 4) особый и неизвестный нам обряд приема в секту; 5) гебраизм, указывающий на тайный характер секты и ее связь с иудаизмом. Вряд ли можно сделать выбор в пользу какой-либо версии происхождения этого термина. Миф марксистской историографии, трактовавшей ереси исключительно как форму революционной борьбы городского посада против церковных феодалов, найдет немного сочувствия у современных исследователей русского средневековья. Поэтому связь между ремесленной средой древнерусского посада и ересью вовсе не выглядит убедительно обоснованной. При этом интересно отметить, что марксистская историография с одной стороны трактовала все формы общественной жизни в свете борьбы классов, с другой охранительный характер советских общественных наук не давал возможности подробно рассказать о народных выступлениях и движениях, дабы не показать дурного примера.
Современные ученые задумались о том, что тот авторитет, которым пользовались стригольники в Пскове и Новгороде трудно связать со статусом суконщиков. Оппозиция стригольник — священник, столь часто встречающаяся в источниках, будучи переведена как суконщик — священник кажется лишенной смысла. Кроме того следует учитывать, что совершенно независимо от названия ремесла на Руси XV в известно прозвище «Стрига» (князь Иван Васильевич Стрига-Оболенский), а близ г. Великого Устюга, например, протекает река Стрига. Поэтому мы вновь вернёмся к работам А.И Алексеева его коллег из Удмуртского государственного университета, которые рассматривали историю стригольничества в свете анализа угро-финских и славянских верований, причудливо переплетавшихся на этой территории.
В погодных статьях Новгородской 4-ой и Софийской 1-ой летописей под 1375 г. кратко сообщается о казни еретиков. 
Известие в Новгородской 4-ой лаконично: «Тогда стригольников побиша: дьякона Микиту, дьякона Карпа и трие его человека». В отличие от приведенного известия, статья в Софийской 1-ой летописи называет стригольников еретиками, а Карпа именует «простецом» (т. е. мирянином). Сравнение летописных статей дает небольшой материал для заключений, но позволительно думать, что наименование «стригольники» не было целиком тождественно обозначению их принадлежности к ереси.
Посмотрим на значения, в которых употребляется название «стригольник» в «Поучении» Стефана Пермского, крестителя Перми, срубившего священную угро-финскую березу. Он использовал его вовсе не как определение принадлежности к ереси. Насколько можно понять из «Поучения» начало ереси положил стригольник Карп, от которого ересь и получила свое название. В глазах епископа Стефана «стригольничество» представляло собой нечто такое, что должно было подчеркнуть ничтожество Карпа, «воздвигнутого дияволом» на борьбу с правой верой. В своих посланиях в Псков образованный грек митрополит Фотий также именует еретиков «стригольниками», при этом он вряд ли знает как называют ремесленников в Псковском княжестве. В византийской традиции все ереси определялись восходящими к иудаизму, варваризму, скифизму или эллинству. Таким образом все церковные авторы называют еретиков «стригольниками», отсылая к каким-то известным в византийской среде понятиям.
Иоанн Дамаскин в статье «О стригах» разумеет под этим именем колдуний, превращающихся по ночам в сов и пьющих кровь у младенцев. В римской, византийской и восточнороманской мифологии «стригами» именовались вампиры или колдуны-оборотни, особенно опасные для детей, но способные также насылать дожди или засуху. Вера в таких колдуний была также широко распространена в средневековой Западной Европе. В сборнике законов венгерского короля Коломана (начало XII века) содержится специальная статья, направленная против веры в «стриг», как языческого пережитка. Упоминания «стриг» часто встречаются в ведьмовских процессах, ставших особенно частыми на исходе Западного Средневековья. Даже в позднем Средневековье лиц, уличенных в вере в ведьм, портящих посевы и пьющих детскую кровь, обвиняли в «ереси стриг». Так Бартоломео Спина в трактате «Quaestio de strigibus», написанном в 1520 — 1525 гг. (издан в Риме в 1576 г.), употребляет выражение «heresis strigatus». Специальный пункт «in causis strigum» содержала и булла папы Александра IV, адресованная инквизиторам. Славяне тоже верили в «стриг», к тому же Псков находился на перекрестке угро-финского, славянского и западноевропейского культурного влияния. Нельзя не отметить, что крестоносцы несли с собой не только веру Христову, но и самые мрачные суеверия средневековой Европы. Впору вспомнить одного из самых загадочных персонажей русского языческого пантеона — Стри-бога. Под 980 г. он упоминается в Повести Временных лет, фигурирует он и в житии св. кн. Владимира, а в «Слове о полку Игореве» ветры названы «Стрибожьими внуцами». Исходя из данных лингвистики (было замечено, что моравские чехи называют ветер, приносящий непогоду stri) исследователи находят возможным считать Стри-бога божеством воздуха или, во всяком случае, приписывать ему функции управления атмосферой. Многие исследователи полагают, что функции Стрибога гораздо шире и он олицетворяет злое начало. По их мнению следует «выводить это имя древнерусского языческого божества из сътри-бог, т. е. сотри, уничтожь — Бог — разрушающее начало». В одном из древнейших источников для изучения славянской мифологии — отрывке из Слова Иоанна Златоуста, упоминаются лишь два бога — Стрибог и Дажъбог. Можно предположить, что соотношение Стри-бога и Даждь-бога сродни соотношению Чернобога и Белобога у балтийских славян. То есть можно предположить, что Стрибог считался олицетворением злого начала, враждебного плодородию. Данное толкование хорошо сочетается с тем, что мы знаем о «стригах» как о персонажах черной, вредоносной человеку и производящим силам природы магии.
Из вышеприведенного рассуждения отнюдь не следует, что под «стригами» или «стригольниками» следует подразумевать жрецов Стрибога. О сколько-нибудь иерархически упорядоченном пантеоне языческих богов, равно, как и о строго организованных системах их культа, на Руси в дохристианский период говорить, по-видимому, не приходиться. Наименование псковичей и новгородцев «стригольниками» носит в посланиях Стефана Пермского и митрополита Фотия расширительный характер. Сами обличительные послания иерархов, по сути, описывают набор распространенных суеверий, придавая им систематические свойства ереси. Но чей же авторитет псковичи противопоставляли авторитету священников и архиереев, за что стали жертвами народной (несанкционированной церковью) расправы диакон Карп и его люди? Полагаем, что речь идет о — знахарях, ведунах и ведьмах, которые традиционно пользовались громадным влиянием на Руси. Вера в «стриг» еще в начале XX века была зафиксирована учеными-этнографами в Варнавинском уезде Костромской губернии. Существовало поверье, что «стрига» в виде одетой в белое женщины стрижет колосья на чужих полосах, чаще всего в полночь на Ивана Купалу. Отмечалось, что своя «стрига» есть в каждом селении, причем подозрение со стороны односельчан способны навлечь необщительная женщина или мужчина, в особенности, «если у них бывает более хлеба, чем у других». В сообщении Псковской II летописи под 1411 годом есть заметка о том, что псковичи сожгли 11 «вещих женок».При этом в тех же летописях сохранились рассказы о способностях к колдовству Псковских князей, в первую очередь Довмонта.
Если мы примем предположение ученых, что «стригольник» значит «злой колдун», то это несколько иначе оценить те места послания церковных иерархов в Псков, где говорится о наказании стригольников лишь торговой казнью, т. е. битьем кнутом. Перед нами не столько призыв к репрессиям, сколько попытка поставить наиболее вопиющие проявления народных суеверий под контроль церковной и светской властей.
Главным занятием знахарей и колдунов являлось лечение и наведение болезней. Но наиболее могущественным и авторитетным среди них приписывалась и способности повелевать тучами, вызывать дождь или засуху, губить приплод скота и урожай хлебов. При этом еще в позапрошлом веке считалось, что особыми способностями в этой области обладали «чухонские» (финские и эстонские) колдуны. А финны и эстонцы в свою очередь верили, что шаманы лапландцев, ингерманландцев или саамов могут без труда вызвать бурю. Известно, что еще в XIX в. знахари все недуги производили от «уроков, призору, или сглазу» и олицетворяли их в образе 12 лихорадок. Заговорить лихорадку значило назвать все ее имена, ряд которых в некоторых вариантах замыкало сакральное полуимя — «стрига».
На Руси варианты сказания о 12 лихорадках и заговоры против них были заимствованы, по-видимому, из Византии и получили самое широкое распространение. Особенной популярностью пользовалась молитва св. Сисиния, в которой перечислялись 12 имен лихорадок. При этом в угро-финской среде такой заговор читался на соли. До сих пор мордовские деревенские колдуньи читают над солью заговор от 12 лихорадок, а потом вручают эту соль идущим в армию новобранцам или на экзамен школьникам. В эстоско-финской мифологии существуют аналогичные заговоры, обращающиеся к Ловьятар – матери болезней.
Видимо от имени лихорадки — «стриги», ведуны и могли прозывались в народе «стригами», а их последователи и, шире, те, кто в них верил — стригольниками. Предложенная гипотеза позволяет по-новому осмыслить и факт казни стригольников в Новгороде в 1375 г. Авторитет «стриг» в народе покоился на связи с культом плодородия. По своей форме (утопление в р. Волхове) казнь стригольников является сугубо языческой и находит свое объяснение в страшных бедствиях — проливных дождях, заливавших поля новгородцев. Известно, что в 1374 — 1376 гг. новгородскую землю постиг страшный неурожай, причиной которого были ливневые дожди, погубившие посевы, а как мы помним, одной из способностей «стриг» считалось умение вызывать дождь или засуху. В народном сознании стригольники предстали ответственными за природные катастрофы и их публичная казнь призвана была умилостивить стихии. Казнь «стригольников» в 1375 г. являлась вопиющим нарушением православной традиции отношения к еретикам и, по всей видимости, совершилась вопреки церковной власти.
Надо сказать, что в период расцвета стригольничества никаких официальных записей о нем не велось. Материалы по стригольникам были включены в митрополичий формулярник спустя сто лет после своего написания, в период ожесточенной борьбы с ересью жидовствующих. Лишь в сочинениях Иосифа Волоцкого и в Никоновской летописи , составленной под руководством его ученика митрополита Даниила, факт казни стригольников представлен свершившимся по инициативе и с санкции церковной власти. Судя по тому, что некоторые из них (Карп, Никита) в летописях названы диаконами, до поры эти верования не возбуждали преследований со стороны духовенства. По всей видимости, ситуация конфликта «стригольников» с церковью возникла позднее их казни. Год казни отделяет от поучения Стефана Пермского около 10 лет. Представляется, что «стригольники» были вовлечены в конфликт с церковью в ходе процессов глубинной христианизации Руси, которые бурно развивались со второй половины XIV в. И только позднее эти, во многом языческие, представления были квалифицированы церковными иерархами как ересь.
Таким образом, следует признать, что первая русская ересь своим главным компонентом имела языческие славянские и угро-финские представления, которые вполне органично сочетались в сознании большей части новгородцев и псковичей с христианскими. Если мы вернемся к ранней истории Руси, то увидим, что у верований волхвов, выступавших против христианизации Северо-Восточной (Владимиро-Суздальской) Руси, тоже были отчетливо угро-финские корни. А вот Киевская Русь, где коренного угро-финского населения не было, никакой оппозиции православию не сформировала.
Продолжение следует...
Фото Алексея Борисенко. В средние века считалось, что колдуны неблагородного звания легко перекидываются в змей, сов простых и летучих мышей. Князья же могут превращаться в волков (часто светящихся). Вообще наши предки часто описывали животных не "зоологически", а "метафорически", например вот так: "Мышь есть плюгава и пакости деет человеческому роду, порты грызёт и иныя вещи; сице и человек, аще поганию учинится сиречь отступит от веры угрызыует от божественного писания словеса"...