Статья А. Каминского в журнале "Промышленные регионы"
В конце прошлого года высшее руководство нашей страны объявило о начале масштабной модернизации российской экономики и призвало всех нас участвовать в осуществлении этого амбициозного проекта.
Однако послание президента Федеральному собранию породило неоднозначную реакцию. Во всяком случае, идеи, обнародованные главой государства, идеи позитивные и верные, не были, как раньше, восприняты «на ура».
Почему так получилось?
Почему столь очевидная идея – идея модернизации - до сих пор, за более чем два десятилетия после начала перестройки, не стала общенациональной? Почему предложения президента по масштабной модернизации до сих пор не стали новым общероссийским «брендом»? Получается, что только пресловутый кризис заставил нас повернуться лицом к действительно насущным проблемам…
Ответ на этот вопрос, на мой взгляд, надо искать в истории.
Как это было в XX веке
Россия знала две волны модернизации: модернизация начала прошлого века, прерванная событиями 1917 года, и модернизация советского времени.
Вначале о том, что было более ста лет назад. Тогда представители многих политических сил писали об искусственном и несвоевременном насаждении крупного фабричного производства в нашей стране.
Консервативный публицист Г. А. Бобриков констатировал, что жертвы, вызванные ускоренным развитием промышленности, напрасны, российское производство совершенно неконкурентноспособно на международном рынке и тяжким ценовым бременем ложится на основное население России, не занятое в индустрии и вынужденное приобретать по дорогим ценам продукцию, лишённую спроса за границей.
Монархисты упрекали правительство в торопливости, попытке выдавать желаемое за действительное, полагая, что оно неправильно определяло степень укоренённости индустрии в российской экономике и, соответственно, ошибалось в представлении о России как об аграрно-индустриальной стране. Делегат 5-го съезда уполномоченных дворянских обществ (1909 год) Н. А. Петров прямо обвинил С. Ю. Витте в составлении неверного доклада к государственной росписи (1896 год), в котором показатели производительности в промышленной сфере оказались явно завышенными, ибо они включали и произведённое селом. Из этого доклада выходило, что в России следует проводить политику, уместную для страны с развитыми индустриальными отношениями, которых тогда в стране еще не было.
Однако, политики того времени не могли не понимать, что развитие промышленности было очень важным и непосредственно касалось "горячих проблем" российской политики. Характеризуя русско-японскую войну России как войну с "всемирной промышленностью, которая снабжала Японию деньгами..., оружием, продовольствием, научными данными", князь Щербатов утверждал, что борьба с промышленными державами должна быть промышленной, а "военная сила является только подспорьем промышленной организации и решающим условием в последнюю минуту".
Увы, русские консерваторы того времени так и не смогли предложить России адекватный проект входа в индустриальное общество.
К этому моменту история знала множество вариантов индустриализации - жёстких или относительно мягких. Наиболее конфликтно она проходила в Англии эпохи развития мануфактур. Тогда капиталисты просто согнали крестьян с земли, уничтожив земледельцев как класс и обратив их в наёмных рабочих, вынужденных трудиться до 16 часов в день в ужасающих условиях.
Однако ситуация сложилась так, что индустриализация в России была проведена невиданными ранее большевистскими методами. Удивительно, но сторонники "сильной руки", считающие Сталина эффективным менеджером, так и не рискнули развернуть масштабной дискуссии о том, что же происходило в стране в 1929 - 1930 годах, то есть в годы "великого перелома".
Конечно, в результате этой политики была создана мощная оборонная промышленность, однако в ряде авангардных отраслей индустрии (например, в автомобилестроении) наблюдался полный провал. Кроме всего прочего, курс на форсированную индустриализацию и насильственную коллективизацию привел к разрушению крестьянского мира, гибели миллионов людей, голоду, высылкам, крестьянским бунтам, массовым арестам.
Сторонники подобных модернизационных методов любят говорить о сотнях новых заводов, рабочих поселков, росте городов, умалчивая о том, что вокруг этих городов не создавалось никакой инфраструктуры, что рабочим поселком назывались построенные вокруг завода бараки, что возникшие тогда моногорода до сих пор являются огромной проблемой для нашей экономики. Да, двадцатый век показал, что мы можем осуществить прорыв в индустриальное общество и умеем проводить масштабные преобразования любой ценой. Теперь надо научиться об этой цене думать.
Работая над этой статьей, я посетил несколько памятников эпохи промышленной революции столетней давности. Все они строились на века, добротно, основательно, с удобными подъездами, с домами для рабочих, больницами, школами и т.д. И большинство из них до сих пор служит людям.
Сказать это о застройке тридцатых мы не можем. Состояние ЖКХ в промышленных городах просто критическое, все это делалось на скорую руку, в надежде, что "через четыре года здесь будет город-сад", а теперь превращается в руины.
Провал амбициозных планов советского руководства породил в конце двадцатых - начале тридцатых ряд совершенно безумных проектов, например, создание трудовых армий из потомков от скрещивания человека с обезьяной, которые будут послушны, нетребовательны и не отягощены частнособственническим инстинктом.
Вот именно эта историческая память о "модернизации", в которой главным стало не созидание, а разрушение, и в которую оказались вовлечены наши совсем недалекие предки, и мешает теперь с энтузиазмом с чистого листа начать процесс перестройки российской экономики.
Давайте теперь вновь вернемся в позапрошлый век и посмотрим, есть ли другие, позволяющие заплатить не такую высокую цену, ресурсы для модернизации.
Модернизация ХIХ века
В 1846 г. родоначальник знаменитой текстильной династии Морозовых - Савва Васильевич, прозванный Саввой Первым, поручил хозяину торгового дома Кноппа - Людвигу Иоганну Кноппу, впоследствии звавшемуся Львом Герасимовичем, выписать из Англии все необходимые машины, станки и принадлежности для организации современного производства на бумагопрядильне в селе Зуево. Так начала строиться текстильная империя Кноппа. Секрет успеха его предприятия заключался в том, что в Россию вместе с новейшим оборудованием выписывали квалифицированных английских специалистов, обеспечивавших то, что теперь называется послепродажным сервисом. Русский экономист и историк Михаил Туган-Барановский писал по этому поводу: «Англичане, которых выписывал Кнопп, сыграли роль шведов, учивших русское войско победам».
Импорт новейших машин и консультантов стимулировал привлечение инвестиций для выпуска конкурентоспособного текстиля на строившихся новых и переоснащавшихся старых фабриках. Уже к 1847 году Кнопп организовал 8 новых прядилен, в том числе Реутовскую, Барановскую, Морозовскую и Гусевскую.
Фирма Кноппа брала всю постановку производства в свои руки, рекомендовала директоров и управляющих. При этом его люди поначалу играли роль технических и коммерческих консультантов. Им удалось наладить выпуск таких тканей, которые и по сей день поражают даже специалистов. Каждый артикул - воплощение искусства художников и технологов. Спустя сорок лет Лев Кнопп стал одним из самых крупных промышленников в России. Под его контролем или в его совладении находились 122 фабрики, в том числе знаменитая Кренгольмская мануфактура в Нарве, а также 2 хлопковых конторы (в Новом Орлеане и Бомбее). Он устанавливал цены для всей страны не только на хлопок, но и на пряжу. Видимо, есть смысл, остановившись на мгновение, с высоты сегодняшних достижений техники, технологии и организации производства, присмотреться к тому, как и что делали наши предки.
Техническое переоснащение фабрик и связанные с ним импорт оборудования, технологий, обучение специалистов стало одновременно и локомотивом развития российской промышленности в XIX веке, и инструментом ее капитализации.
Со времени первой промышленной революции изменилось очень многое. Но изменились ли при этом проблемы? Нет, они остались прежними, правда теперь они стоят перед нами на другом уровне и, к сожалению, в другом масштабе.
Что сейчас?
С начала 2000-х годов появились профессиональные команды, которые стали выводить предприятия из провала. Стало понятно, что в первую очередь надо заботиться о реанимации и обновлении машинного парка. Но какими ресурсами они при этом оперировали?
Как правило, работа по их восстановлению начиналась с того, что ставилась задача «малой кровью» достичь докризисного уровня объемов производства, удержать ключевых специалистов, стабилизировать выплаты зарплаты. При этом недостающее производству оборудование приобреталось подешевле, уже поработавшее или законсервированное на рухнувших предприятиях. Такой подход позволял быстро закрыть «узкие» места в производстве, за короткое время накопить оборотные средства и создать условия для полномасштабного технического переоснащения предприятия.
Однако сейчас перед нашей промышленностью стоит более сложная, но и более перспективная задача - устойчивое получение прибыли при интенсивном развитии производства, внедрение наукоемких технологий с использованием оборудования, соответствующего мировому техническому уровню. И этот процесс должен набирать силу. Для этого необходимо приобретение не просто нового, а новейшего оборудования.
Сегодня оборудование - не главный инвестиционный приоритет для многих компаний. Многие уповают на пресловутый эффективный менеджмент, построение «команды» и совершенствование навыков продаж.
Но это не повышает конкурентоспособность продукции, и, следовательно, сдерживает развитие многих отраслей. У экономического развития завода, региона или страны есть свои, четко определенные законы. Экономика - абсолютно конкретная наука.
Модернизация - это всего-навсего процесс обновления производства с целью выведения его на новый уровень. В данном случае именно прагматический подход к проблеме и позволит решить эту задачу.
Как мне кажется, время, когда главным методом решения проблем была идеология, ушло безвозвратно. Давайте скажем себе, что модернизацию делают не политтехнологи, которые обсуждают, консервативной она будет или либеральной. Это, конечно, тоже интересно, но, вообще-то, модернизация – это просто. Надо закупать новейшее оборудование (прежде всего, позволяющее на месте создавать средства производства), надо повернуться лицом к рабочим и инженерам, повысить престиж инженерной профессии (самым простым образом - рублем), надо улучшать условия труда, коренным образом обновить инфраструктуру маленьких городов и поселков. При этом могу сказать, что кризис в чем-то пошел на пользу российской экономике. В бизнесе остались самые стойкие, пришедшие туда не за быстрыми деньгами, полученными любым путем. Остались готовые работать, принимать решения, брать на себя ответственность.
Для нашей компании и меня лично прошедший год был тяжелым, но он заставил искать новые подходы, стратегии, концепции. Подводя его итоги, могу с гордостью отметить три вещи. Первое - наши экономические показатели оказались не хуже, чем в прошлом году. Второе - мы не уволили ни одного человека. Третье - мы выступили спонсорами ряда культурных мероприятий, в частности, проходивших в Москве в октябре Дней угро-финского единства.
При этом я вовсе не хочу сказать, что процессу модернизации не нужна идеологическая поддержка. "Идеологам" тоже найдется работа. Вот недавно были опубликованы результаты опроса, выясняющего, кого россияне считают элитой. Так вот, там есть Пугачева и Галкин, но нет ни одного представителя регионов - ни руководителя субъекта федерации, ни крупного промышленника. В элите не оказалось ни Нобелевского лауреата физика Ж.И. Алферова, ни других ученых, там нет ректоров МГУ или СПбГУ, нет писателей, медиков, композиторов. А ведь рейтинг российской элиты столетней давности наверняка включал бы в себя Павлова, Сеченова, Мечникова, Лебедева, Столетова, Шухова, Менделеева…
Поэтому очень хотелось бы, чтобы «консервативный характер» модернизации, о котором было заявлено на съезде «Единой России», привел, в первую очередь, к заботе о сохранении духовного наследия, но никак не к нерешительности при осуществлении масштабных и амбициозных технологических проектов.
История нас учит всему
В центре Москвы стоит старейший монастырь города – Андроников. Какая в этих стенах и башнях мощь, сила, какой порыв! В пятнадцатом веке ведь тоже были и политтехнологи, и пиарщики, но в то время сначала был построен белокаменный Кремль и монастыри на границах Москвы, было освоено литейное дело, перевооружена армия, сброшено татаро-монгольское иго, и только потом возник знаменитый лозунг "Москва - Третий Рим". Уже после того, как свое дело сделали архитекторы и строители, инженеры и пушкари. И, желая осуществить этот прорыв, Москва приглашала итальянцев, которые тогда были лучшими инженерами Европы, закупала передовые для своего времени технологии.
535 лет назад в Россию приехал Аристотель Фиораванти - строитель Успенского собора, создатель отечественной артиллерии, основоположник российского мостостроения, человек, построивший первые понтонные мосты во время боевых действий. Найдите в Москве ему уж если не памятник, то мемориальную доску. Мы готовы инициировать работы по ее установлению. России нужны другие образцы и примеры, кроме навязших в зубах личностей.
Слава Богу, Шухову памятник поставили, однако большинство москвичей не знает, кто это такой...
В 1670 году Готфрид Лейбниц, знаменитый ученый, один из светлейших умов своей эпохи, предсказал, что Россия станет колонией Швеции. И многие тогда в Европе разделяли этот прогноз. В те времена Россия, погруженная во мрак и хаос опричниной (а ведь тоже "эффективнейший" был менеджмент) и Смутным Временем, катастрофически отставала от Европы. Например, если Голландия строила сотни кораблей в год, то Россия не строила ни одного, по крайней мере, боевого, военного современного корабля. В Париже выходило несколько десятков газет, русские же не знали, что это такое…
И прогноз Лейбница, наверное, состоялся бы, если бы на арене русской истории не появился Петр Великий. Он действительно осознал вызов Запада и предпринял неординарные, даже экстраординарные меры для того, чтобы путем мобилизационного рывка преодолеть отставание от Европы. Появилось «Дело Петра», которое и стало делом модернизации России.
В 1711 году Петр назначил Лейбницу пенсию в 2000 гульденов и предложил подготовить проект по созданию в Петербурге университета и Академии наук. Как говорится современным языком, "процесс пошел". И мы должны его продолжить.
Напоследок…
Пора отрешиться от постоянного обсуждений трагедий ХХ века и выработки отношения к ним. В нашей истории есть достаточно примеров не только разрушения и трагедий, но и прорывов, и ярких созидательных решений. И неплохо было бы, проводя модернизацию, опираться именно на них.
Российская компания РУСБАЛТ, созданная в XXI веке людьми, мечтающими еще при своей жизни увидеть страну сильной и современной, готова всеми силами участвовать в умной модернизации нашей экономики.